Интервью с Хью Джекманом

Хью, вас все знают как идеального отца, а ваш герой Чарли совсем не такой…

— Я не идеальный отец, но все-таки, надеюсь, получше, чем Чарли. Но что мне нравится в моем персонаже: когда он начинает верить в себя, люди вокруг начинают верить в него, то он становится лучшим отцом. Мне кажется, это действительно работает. От того, как ты воспринимаешь самого себя, зависит, можешь ли ты заботиться о ком-то еще. Это одна из тех вещей, о которых говорит наш фильм. Мне кажется, все отцы совершают ошибки, но главное для каждого из них — просто быть рядом. В нашем фильме у Макса, сына Чарли, есть реплика: «Я просто хочу, чтобы ты боролся за меня». Я надеюсь, что, когда мои дети вырастут, они будут знать, что я за них боролся.

— А какие задачи вам ставил режиссер Шон Леви?

— Шон сам является актером и отлично понимает эту работу. Мы провели где-то месяц, работая со сценарием, у нас были долгие дискуссии. Это же фильм Disney, он для всех возрастов, и мы спорили о том, насколько неприятным, резким может быть мой персонаж Чарли. Чтобы зрители не возненавидели его уж совсем.

— Так вам больше по душе отрицательные или положительные герои?

— Всегда веселее играть настоящих козлов. Как-то играл в одном мюзикле, и каждый вечер, когда опускался занавес, и я уходил за сцену, меня освистывали — так людям не нравился мой персонаж. Конечно, никому не хочется, чтобы его ненавидели как актера, но всем нравится, когда зритель не переносит твоего персонажа. Потому что чувствуешь, что хорошо сыграл. В жизни-то я вежливый, не позволяю себе грубостей — меня так воспитали. Наверное, поэтому мне нравится играть плохого парня. Но важно ведь и другое — чтобы в конце зритель все-таки почувствовал к Чарли симпатию, поддержал его. Если бы этого не было, весь фильм не имел бы смысла.

— А какой-то личный опыт вам помог в создании образа Чарли?

— Я сочувствую таким людям, как Чарли, мне понятны их переживания. Потому что у каждого из нас в жизни есть какие-то вехи: первая любовь, окончание школы, первая работа… Эти моменты очень важны, но, когда оглядываешься на них в прошлое, они кажутся не такими уж серьезными. А в соответствующий момент были для тебя абсолютно всем. И в такие минуты человеку обычно бывает страшно. Влюбиться в первый раз и в первый раз расстаться больнее, чем в последующие разы. Когда в жизни происходит много таких разочарований, человек становится таким, как Чарли. Он не верит в себя, считает, что жизнь — отстой. Думает, что мир против него. Это может случится с каждым из нас в любое время. Самым страшным моментом в моей актерской карьере был матч по регби. Я должен был спеть национальный гимн на стадионе, где на меня смотрело 100 тысяч человек. И у меня случился приступ паники, я был в ужасе и был уверен, что если спою плохо, то все, моей карьере конец. Оглядываясь сейчас на тот случай, я думаю, что это было не так серьезно, но в тот момент я именно так думал. Это стадион, на котором многих действительно освистывали, лично был тому свидетелем. Думаю, что если бы тогда я не смог справиться со своим страхом, то бы сейчас здесь с вами не сидел.

— А ваши дети как восприняли своего отца на экране в таком грубом образе?

— О, немного боялся того, как они воспримут фильм. В нашей семье я играю роль строгого родителя, а жена — наоборот. В картине же я иногда ругаюсь… Но они ничего не сказали, даже удивился, как будто и не заметили. Вообще говоря, у всех, у кого есть дети, бывают моменты, когда ты раздражен до предела и хочешь сказать своему ребенку «Заткнись!» как взрослому. Но приходится закрыть рот и сдерживаться или выходить в другую комнату, сказав в пустоту все, что хочется сказать, а потом вернувшись уже спокойным. А тут я три месяца мог говорить все то, что мне так порой хотелось сказать вслух.

— Ваш герой Чарли — боксер. Наверняка пришлось соблюдать диету и режим?

— В этом смысле фильм был полегче — я все-таки играю бывшего боксера. Вообще, знаете, на протяжении последних десяти лет рядом со мной постоянно был образ Росомахи. И даже если съемки уже год как закончились, часть моего мозга по-прежнему подавала сигнал: нельзя терять форму. Уилл Смит произнес известную фразу: «Проще оставаться в форме, чем снова ее обрести». Но к съемкам «Живой стали» я все равно был уже на семь килограмм тяжелее. И когда я появился на первой примерке костюмов, Шон посмотрел на меня и сказал: «Хью, мы все-таки в Голливуде». Так что чуть-чуть вес сбросить пришлось. Но знаете, когда идут съемки фильма, просто нельзя плохо питаться. Нужна энергия, иначе становишься слабым, можно заболеть. Зато у меня появилась привычка — каждое утро начинаю с тренировки.

— Вы, наверное, впервые работали на площадке с настоящими роботами?

— Да, спасибо Шону, целых четыре робота из фильма — Атом, Эмбуш, Мидас и Нойзи Бой — это настоящие огромные роботы. И работать с ними было потрясающе. В том, что касается визуальных эффектов, это лучший фильм, в котором я когда-либо снимался. Во всех сценах с нами были реальные роботы, которые управлялись дистанционно. Для актеров это было просто счастьем.

— А с Дакотой, сыгравшим вашего сына, сразу нашли общий язык?

— Дакота — очень одаренный парень. Через три месяца работы я подошел к Шону и сказал: «Ты знаешь, этот мальчик ни разу не вывел меня из себя. Мои собственные дети выводят меня из себя каждый день!». Он замечательный.

— В фильме у отца с сыном не сразу получается найти друг друга. Вам как кажется, почему в современном мире стало сложно сохранить семью?

— На мой взгляд, раньше семья представляла собой гораздо больше, чем просто дети и родители. Были бабушки, дядюшки, кузены… Такая основа для нее прочнее. Что касается моего дома, то у нас четкие приоритеты: успешная карьера — это хорошо, но семья на первом месте. Поэтому я очень рад, что мне предоставили возможность посетить Москву с семьей. Именно в последней я черпаю силы.

— А как сами относитесь к тому, что роботы постепенно становятся частью человеческой жизни?

— Конечно, это уже факт, невозможно его отрицать. Но я бы не сказал, что меня он пугает. Я актер, и в кинематографе тоже появляются такие технологии, которые позволяют нарисовать человека так, что не отличишь его от реального, и эти фильмы успешны. Но я верю, что ничто не заменит живого контакта. Я бы мог общаться с вами в интернете, и это бы, наверное, было бы удобно и здорово, но взгляда в глаза ничто не сможет заменить. И еще мне кажется, что человек на генетическом уровне запрограммирован делать то, что принесет ему пользу. Плохо представляю себе ситуацию, в которой человек позволит своему роду исчезнуть. Было бы ужасно! Нет, не могу себе такого представить.

— Вы снимались у многих именитых режиссеров, а у кого из постановщиков мечтаете сняться?

— Ну, самый лучший режиссер, с которым я когда-либо работал, — это, наверное, Шон Леви. Он скромничает, но на самом деле любому фильму нужен лидер, и с самого первого дня таким безоговорочным центром был он. Я большой поклонник австралийского режиссера Питера Уира, с удовольствием поработал бы с ним. Даррен Аронофски — отличный режиссер, я все упрашивал его снять одну из частей «Росомахи», и он даже в итоге согласился, но в последний момент из-за некоторых обстоятельств его жизни все сорвалось. Крис Нолан фантастический, мне нравится Баз Лурман. И еще Брайан Сингер, Вуди Аллен.

— Вы стали звездой на нашем телевидении после участия в передаче «Прожекторпэрисхилтон». Кажется, вы трудная мишень для подколов?

— Нет, совсем нет. Поищите на YouTube серию американского ТВ-шоу Punked, его ведет Эштон Катчер. Вы его видели? Поищите серию со мной. Эти ребята заставили меня поверить, что я спалил дотла 14-миллионный особняк своего приятеля. На полчаса я полностью поверил. Настолько, что даже на следующее утро проснулся в холодном поту, думая, что это правда. Они сказали, что двое человек чуть не погибли в огне, оказавшись заблокированными на втором этаже. Я думал, что отправлюсь в тюрьму. Очень странно было потом смотреть запись выпуска: я увидел, как мое лицо превращается в лицо семилетнего мальчика. Поищите эту программу.

— Вы в Москве второй раз, но первый раз с семьей. Вашим близким понравился город?

— Моей семье очень понравилось в Москве. Мы были в Мавзолее, на Красной площади, на станции метро, где погладили собаку и загадали желание. Мои дети также сходили за кулисы Театра кошек и Московского цирка. Московское метро произвело большое впечатление — эти люстры, статуи, миллионы людей, которые спешат на работу. Мне хотелось сказать им: «Посмотрите, какая красота!» Мы отлично провели время, но у вас такая большая страна, что, наверное, месяца не хватит, чтобы все посмотреть. А в качестве сувениров моему сыну купили матрешку, а дочери — такую зверушку с ушами. как она называется? Чебурашка, точно. А еще мы купили сосиску в тесте, а мой сын съел пирожок с мясом. Нам понравилось.