«Если мой роман обратит в коммунизм хотя бы одного-единственного японца, мне суждено гореть в аду»

Это сказал человек, написавший до этого культовый фантастический роман и вот небольшой из него отрывок —

«– Тысячу двести лет назад в городе Берлине жил человек по имени Мартин. То было время, когда его правительство провозглашало, что слабые народы обречены на уничтожение или рабство, когда от своих подданных оно требовало, чтобы они мыслили не мозгом, а кровью. Мартин работал на стекольном заводе. Один из многих, он делал то, что сейчас делают машины: живыми легкими нагнетал воздух в раскаленное стекло. Но он был человеком, а не машиной, у него были родители, брат, любимая девушка, и он понимал, что ответствен за всех людей на Земле – за судьбы убийц и убитых так же, как и за своих близких. Такие люди назывались тогда коммунистами, и Мартин был одним из них.

Правительство выслеживало и убивало коммунистов, и они должны были скрываться. Гестапо – так называлась тайная полиция – удалось схватить Мартина. Как члену оргбюро партии, ему были известны имена и адреса многих товарищей. От него потребовали выдать их. Он молчал. Его подвергли пыткам. Он молчал. Его допрашивали днем и ночью, будили сильным светом, задавали ему коварные вопросы. Напрасно. Тогда его выпустили на свободу, чтобы по его следам добраться до остальных коммунистов. Он понимал это и оставался дома, а когда ему стало нечего есть, хотел вернуться на завод, но его там не приняли. Он искал работы в других местах, но нигде не мог найти. Он умирал от голода, бродил, шатаясь, по улицам, но не пытался пойти к кому-нибудь из товарищей, ибо знал, что за ним следят.

Его арестовали снова и применили другой метод. Мартин получил отдельную чистую комнату, хорошую пищу, медицинский уход. Выезжая на аресты, гестаповцы брали его с собой: было похоже, что он служит им проводником. Ему приходилось присутствовать при пытках арестованных товарищей, а иногда он стоял перед камерой, и замученных проводили мимо него. Им говорили, чтобы они признавались, так как вот стоит их товарищ, который все рассказал. Когда он кричал им, что это неправда, то гестаповцы притворялись, будто он разыгрывает комедию. Коммунистические листовки стали предостерегать против Mapтина. Гестаповцы показывали их ему. Потом, ни о чем не спрашивая, его выпустили. Через несколько месяцев Мартин осторожно попробовал связаться с товарищами, но никто не хотел ему верить. Он пошел и брату, но тот не впустил его к себе. Мать дала ему краюху хлеба, и это было все. Снова старался он найти работу, но напрасно. В третий раз его арестовали, и офицер гестапо сказал ему: «Слушай, молчать тебе больше нет смысла. Товарищи давно считают тебя изменником и негодяем. При первом же случае любой убьет тебя как бешеную собаку. Пожалей себя и говори!»

Но Мартин молчал. Однажды в декабрьскую ночь, через два года после первого ареста, его повели из камеры в каменный погреб и там убили выстрелом в затылок.

Слыша шаги тех, что шли убить его, он встал и нацарапал на стене камеры слова: «Товарищи, я…» Больше он ничего не успел написать. Остались только эти два слова, а труп его сгнил в одной из обширных известковых ям.

Но сохранились документы и хроники гестапо, скрытые в глубине подземных темниц, и из раскопок эпохи позднего империализма мы, историки, узнали повесть о немецком коммунисте Мартине.

А теперь подумайте. Этот человек молчал в муках, под пытками. Молчал, когда от него отвернулись близкие, родные, брат и товарищи. Молчал, когда уже никто, кроме врагов, не разговаривал с ним. Порвались все узы, связывающие человека с миром, но он все молчал, – и вот цена этого молчания! Тер Хаар поднял руку.

– Вот цена его молчания: вот чем мы, живущие, обязаны тысячам тех, кто погибал, как Мартин, чьи имена остались нам неизвестными. Вот единственная цель, ради которой он умирал, зная, что никакой лучший мир не вознаградит его за муки и что его жизнь навсегда окончится в известковой яме, что никогда не будет для него ни воскресения, ни отплаты. Но его смерть на какие-то минуты, а может быть, на дни или недели приблизила наступление коммунизма. И вот мы летим среди звезд, ибо ради этого он умирал, и вот коммунизм… А вы достойны звания коммуниста? »

(с) Станислав Лем «Магелланово облако».

Про любовь к творчеству к Станислава Лема я пишу неоднократно, я на нем вырос. До сих пор книжная полка отведена под полное собрание его книг. До недавнего времени русофобия дедушки Лема была мне неизвестна. Когда узнал — как током шарахнуло. До сих пор вертятся вопросы — верил ли молодой Станислав в то что пишет? Что с ним случилось, если тогда он в это верил? Или это как в той кадке с солеными огурцами и одним не соленым? Дикий антисоветизм Польши, который все больше поднимал голову начиная с Хрущевской оттепели?

ЗЫ: Читайте наши посты посвященные творчеству Лема:

Солярис / Solaris (2002)

Конгресс / The Congress (2013) — экранизация романа Станислава Лема.

 

6 комментариев to «Если мой роман обратит в коммунизм хотя бы одного-единственного японца, мне суждено гореть в аду»

  1. georgina:

    Идеями коммунизма увлекались многие писатели. Возможно, одной из причин, почему Станислав Лем не стал популярен на Западе, являлись его ранние взгляды и его огромный успех в Советском Союзе. То, что он махровый антисоветчик, не удивляет. Было бы странно, чтобы поляк был про-советски настроен.

    • Т.е. прочитав вышеизложенные строки из его романа Магелланово облако, тебя не смущает его ярый антисоветизм? Если еще можно понять, что исторически поляки наши заклятые враги, не смотря на наши славянские корни, на уровне примитивного национализма. Ведь это орудие манипуляции вниманием народа, смещение акцента с истинных проблем на искусственно созданную проблему, это жупел и козел отпущения, который лежит в чулане у каждой власти до поры. Просто именно в Советском Союзе вопрос национализма был если не решен, то потерял свою остроту. Советский человек это была его национальность, она конечно же была, но носила скорее вторичный характер. И такой образованный человек не может этого не понимать, национализм это темная архаика и возврат в прошлое. Как он позволил собой манипулировать на уровне национализма?

      • georgina:

        Я посмотрела, что роман был написан в 1954 году! Потом он резко пересмотрел свои взгляды и в интервью критиковал свой роман. Социализм стал называть «коммунистическим режимом» по аналогии с «фашистским режимом». Наверное, уже стал верить в капиталистический рай. На лицо полный оппортунизм. Но это не помогло завоевать любовь Запада, они не прониклись его книгами. А «Солярис» снят не потому, что его написал некий Станислав Лем, а потому что был «Солярис» Тарковского, который остаётся самым великим режиссёром всех времён и народов. По крайней мере, для Запада. Странно, что они разругались на «Солярисе», их должно было объединить одинаковое отношение к «коммунистическому режиму».

        • Насколько я понял ситуацию с Солярисом, Тарковский позволил себе слишком много вольностей в отношении сюжета и расстановки акцентов, что полностью противоречило авторскому замыслу и посылу книги Лема. А когда с твоим детищем так вольно обращаются, еще и указывают другие мысли и идеи, отличные от твоих изначальных, то тут консенсус достичь трудно, тут уже война на уничтожение. Даже общая идеологическая антисоветская платформа не спасет ситуацию.
          Все эти творцы такие нежные и ранимые, чуть что сразу истерика и брызганье ядом. Ну еще конечно же и малява на конкурента в кровавое КГБ.

  2. Наталья:

    Умный человек не может не питать отвращения к коммунизму. Лем был очень умным человеком.

Добавить комментарий для Касьяноф Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *